Собака под дождем.Наташа Изотова

О Боже, как наскучил мрак!

Как я жду рассвета!

Ук де ла Бакалариа

Он сидел, низко опустив голову. Капли дождя отскакивали от его мокрой, скорчившейся фигуры и падали на грязную, истоптанную тысячью ног, землю. Дождь всё шёл и шёл… Редкие прохожие покрепче запахивались в куртки, плащи или что ещё там на них было надето.

Вот пробежала девчонка в ярко красной куртке, используя пакетик с весёлой картинкой вместо зонтика. Она бежала тяжело, то и дело спотыкаясь, расплёскивая воду из луж. Она пробежала совсем — совсем близко от него,  но  даже не обернулась. А ведь и правда! Какое  ей  дело  до немецкой   овчарки,  мокнущей  под  дождем? Правильно, никакого. И  сколько   еще  таких  девчонок  и  мальчишек, юношей и девушек,  женщин и  мужчин проходило  мимо? Какая  разница,  ведь  все они  серые  тени  и  нет никакого смысла  держать их  в  памяти.

Он тяжело вздохнул, встал  на  свои истертые в  кровь  лапы и поднял  мощную  лобастую  голову.
Случайный прохожий, если б он  сейчас  здесь оказался, наверное,  вскрикнул  бы  от  ужаса. Ему не  нужно  было  бы  винить  себя  за  это. К  такому  зрелищу  сложно остаться  равнодушным.

Всю  морду  собаки пересекал длинный   шрам, тянущийся  хищной змеей  от  кончика носа, проходя  через  правый  глаз, заканчиваясь на  затылке чуть позади уха. Но хуже  всего  были  глаза. Уродливые  бельма без  проблеска радости и острого  пытливого  ума, который  так   украшает  взгляд  немецкой  овчарки.

Пес  снова  тяжело  вздохнул. Он не  любил  дождь. Когда  вода   лилась с неба, а  гром  глухо  ворчал, как  огромная  злобная  собака, нельзя  было   уловить  ни  единого  запаха, а  все  звуки  заглушались  стуком  капель, шелестом   листвы, шумом  грязной  воды,  бурлящей  в лужах, канавах, ручьях.

Но нужно было  идти, плестись  куда-то, преследуя  свою  цель, до которой никому, разумеется, не  было  дела. И он пошел. Лапы  медленно, в каком-то одному  ему  известном  темпе, монотонно  двигались вперед. Он  ступал  тяжело, широкими шагами,  каждый  из  которых  давался  ему с трудом. Он  не  видел,  куда  шел, и  вынужден  был обдумывать каждое  свое  движение.

Вдруг  его  чуткие  уши   уловили  шорох. Что  это? Да,  так  могут  шуршать только  шины  колес,  скользящие по мокрому  асфальту. Он нерешительно остановился перед  дорогой. Успеет? Или  лучше  переждать? Машина, должно быть,  еще  далеко. И пес  шагнул на  мокрый  асфальт. Все  теми же несуразно большими шагами двинулся  через  дорогу. Зачем он  сделал  это? Зачем он не остановился и не пропустил  машину?  Может,  он  забыл,  что  дождь искажает  звуки? А может, ему   уже просто все равно, что  будет с ним? Все равно…

Ведь  что  окружает  его?  Только темнота и  все…

Он не   увидел  света  машинных  фар, на  краткий  миг осветивших   его грязное  тощее  тело. Он  только слышал шум  дождя, шелест  листвы, быстро  приближающуюся  машину. Он  вес  еще  думал, что  успеет, но понял, что жестоко  ошибался  — лишь тогда, когда  услышал  визг  тормозов.

Обрушился  сильный глухой  удар, разлившийся  острой  болью по всему  его  боку. Потом  все внутри  как-то  закружилось. Несколько раз его перекувыркнуло  в  воздухе и отбросило на мокрую  траву, безжалостно  побитую  крапиву, жидкую  грязь. Последнее, что он   услышал — было трение  шин  об  асфальт, фырчание  мотора… Машина   уехала.

А  ведь и правда, какое  дело  шоферу до  этого  существа,  сбитого машиной в этот  дождливый  вечер?  Правильно, никакого. И шофер поехал дальше, спеша  домой, в  свою  уютную  квартирку. Возможно, насвистывая  какой-нибудь веселый  мотив…

А пес  погрузился в темноту. Хотя о чем я говорю? Он и так  всегда был в темноте.

Какие-то яркие  линии рассекали воздух,  кружили спиралями. В  памяти  всплывали ощущения, запахи, звуки… Отрывисто, резко   возникали перед ним картины  прошлого. Затем, захлебывались,  уступая  место другим, бурлящим в  вечном  водовороте  воспоминаний:  дочь  хозяина, Катюшка,  умоляла папу  назвать маленького и  лопоухого  щенка,  в  честь знаменитого  пса  Мухтара. Пустолайка  Гранд в  соседнем  вольере.

Бег.  Четкие  движения  могучей  собаки, слаженная  работа  мышц — это был  последний  раз,  когда он  бежал.  Пружинистый  скачок, развевающаяся  шерсть, ветер,  ударяющий прямо в морду — это был его последний  прыжок в  темноту. Он  помнил вкус  человеческой  крови, которая   сочилась  из  прокушенной  руки  страшного  человека,  который  ронял что-то  маленькое  и  черное, умеющее  больно  жалить. Вновь он  всеми  лапами ощущал  грузное  тело врага, а  шрам  обожгло  болью как  в тот памятный   день. Сердце  судорожно сжалось, заметалось в его груди. Он вспоминал, как  хозяин положил руку  на его  загривок,  как говорил  что-то. Мухтар не помнил слов. Главное,   сейчас не  было этой руки.

Не  было с того самого момента, когда  чужие  люди посадили его на  цепь. Шея  сохранила  ощущения,  испытываемые  собакой когда на нее  надевают новый  чужой  непривычный  ошейник. А  еще она  сохранила  царапину, оставленную  пряжкой  чужого  ошейника. С ошейником он распрощался в дождливую летнюю ночь.

Больше Мухтар ничего не вспоминал. Темнота заставила его усыпить измученное сознание, забыть все краски, оставить лишь звуки и запахи.

Когда чувства вернулись к нему, дождь шел по-прежнему. По-прежнему шумела вода, шелестели листья. Пес с трудом поднял голову, привычно вздохнул… Хотя нет, непривычно. Вдох его сопровождался ужасной болью в боку. Он уронил тяжёлую, словно свинцовую голову на лапы. Он лежал в придорожной грязи, а дождевые потоки смывали кровь с его черных боков, рыже- жёлтого живота. Он с трудом перевернулся на живот, и словно тысячи иголок пронзили его тело. Но он не заскулил, не пожаловался. Он один в этой темноте и жаловаться некому. Несколько раз он пытался встать, судорожно месил лапами грязь. Кровавая пена мыльными хлопьями собиралась у рта. Она стекала в грязь, смешивалась с ней, но не могла остановить пса, идущего к своей, одному ему известной цели. Наконец он встал на свои немощные, дрожащие лапы. Он долго стоял под потоками дождя, открыв широко рот и с наслаждением глотал вод, падающую на ярко-розовый язык. Наконец он сделал первый шаг. Постоял немного, осваиваясь и шатаясь, поплелся вперёд. Он знал, что даже в этой темноте, он найдёт то, что ищет.

Пёс двинулся по обочине дороги, то и дело оскальзываясь, спотыкаясь. Один раз он чуть не упал, наступив на размокшую газету, выкинутую случайным гражданином. Если бы темнота отступила на миг, он увидел бы, что это такая вот обыкновенная  рекламная газетка, какие читал порой его хозяин. Увидел, и прошёл бы мимо. Но если вдруг человеку пришло бы в голову поднять её, возможно, он наткнулся бы на объявление: «Разыскивается крупная немецкая овчарка, кобель. Кличка Мухтар. Отличительная особенность — он слеп из-за пулевого ранения в голову. От этого же выстрела тянется вдоль всей морды косой шрам. Нашедшему – вознаграждение». Далее были заботливо указанны адрес и телефон, а так же номер мобильника, по которому, по которому можно было звонить в любое время.

Но ни одного человека рядом не оказалось. А если и оказался бы, то зачем ему поднимать размокшую, грязную газету? Какое ему до этого дело?

Пёс шел всё дальше, всё так же шатаясь по одному ему известному маршруту.

Могу я и дальше рассказывать, как он шёл. Но разве интересно это людям? Какое им дело до того, что по мокрой дороге идёт бедное животное? Какой резон слушать, как слепой пес прокладывает свой путь в вечной темноте, через боль, страх, ненависть, равнодушие… Да ведь ничего, кроме дождя, шума воды, шелеста листьев в его пути больше не было. Главное, что он пришёл туда, куда добирался с таким трудом. Главное, он был близок к цели, которую себе поставил.

Хотя каждый вдох его был равен нестерпимой боли, он жадно вдыхал родной запах. Теперь только калитка отделяла его от дома, с которым было связанно столько в его жизни. А главное — здесь всюду был запах хозяина.

В какой то краткий миг всё рухнуло. К любимым, родным, знакомым запахам примешался чужой, не знакомый. Мухтар прислушался выжидательно. Какое — то тяжелое предчувствие охватило его. Интуиция не обманула. Среди привычных уже звуков дождливой ночи появились другие. А именно — звон и скрип цепи, сопровождающийся чавканьем размытой земли под тяжёлыми собачьими лапами. Затем обладатель этих самых лап громко гавкнул на  страшную, побитую, собаку с ужасными бельмами вместо глаз… Мухтар даже не пошевелился. Он только недоверчиво водил ушами. Пёс не видел ни смешного пятна над глазом Дуная- этой новой хозяйской собаки, ни  черного блестящего ошейника которым сам Дунай так гордился. Зато он понимал, что этот новый пёс сидит на ЕГО цепи. Мухтар не любил эту цепь. Он всегда был послушен, и привязывать его не имело смысла. Но это была ЕГО цепь. Была… Также как и этот дом, и этот двор, и хозяин.

Дунай разразился нервным, заливистым лаем: » Уходи, чужак! Уходи!»

Мухтар последний раз втянул носом родные запахи, прислушался к звону цепи, медленно повернулся и пошёл. Он всё так же широко расставлял лапы, бесцельно продвигаясь вперёд. Капли падали на его мокрую, слипшуюся шерсть, а потом на грязно-серый асфальт.

Дождь и не думал заканчиваться.

* * *

Три дня назад:

— Аллё! Иван Васильич?

— Доброе утро, Лексей!

— Иван Васильич! Мухтар ушёл… Вчера…Ошейник снял и ушёл…

Повисло длительное молчание.

— Иван Васильич!

— Что?

— Извините, не уберегли. Жаль то как. Одного дня пёс Вас не дождался. Мы уж его искали, искали…Жаль, что погиб Мухтарка. Хороший ведь пес то был, душевный…

— Не был. Он есть. Он ещё послужит!

— Так ведь он ушёл слепой, не вернётся…

— Будем искать. Возьму Дуная, поедем искать вместе… Прямо сейчас… Пока, Лёша!

автор: Наташа Изотова

Рейтинг
( Пока оценок нет )
Алексей Андреевич/ автор статьи